На пермской эспланаде вот уже месяц работает огромный белый павильон, всё пространство которого от пола до потолка заполнено чудаковатыми созданиями и другими объектами из картона. Это «Научно-исследовательский институт всего» — что-то вроде лаборатории, где дети вместе со взрослыми изучают мир через материал — картон и бумагу.
С ребятами здесь работает около 30 педагогов, в числе которых есть и студенты со старшеклассниками — завсегдатаи пермского музея современного искусства PERMM, постоянные участники музейных программ. Курирует весь этот процесс объединение с весьма необычным названием — Бюро фантастических исследований.
Его руководитель Любовь Шмыкова — известная в Перми художница. Жители города знают её по самым разным проектам: пространству «Море для детей», которое работало несколько лет назад в «Аптеке Бартминского», программам детского «ЧердаККа» в музее PERMM, яркому и очень трогательному шоу с золотыми звёздами, которое Бюро устроило на День города вместе с фондом «Дедморозим» в 2018 году, и многим другим.
фото Марии Долгих
«ТЕКСТ» поговорил с Любовью о том, почему её выбор пал на профессию художника, как на неё повлияла Пермская культурная революция и музей PERMM, удаётся ли ей зарабатывать деньги творчеством и почему из её проектов не получится сделать франшизы.
Два знаковых года жизни на Кубе
Мой папа работал пусконаладчиком — вводил в эксплуатацию новое оборудование на заводах, и в 1989 году его отправили на Кубу, вместе со всей семьёй. Мне тогда не было ещё и двух лет, моей сестре Ирише — девять. Моя жизнь с тех пор делится на две части. Несмотря на то, что я прожила на Кубе всего два года, у меня сохранилось очень много воспоминаний о том времени, вплоть до мельчайших диалогов и физических ощущений. Это чувство абсолютной свободы и счастья, думаю, наложило большой отпечаток на мою дальнейшую жизнь.
Обратно в Пермь мы приехали в момент развала СССР, промозглой зимой, и у меня было отвратительное впечатление от города.
В России был апрель. Снега я не видела никогда. Нас встретили родственники, и у моей тети были золотые зубы и огромная меховая шапка. Я её дико боялась. Сразу после этого помню плитку в подъезде на полу. Мелкую такую, бордово-коричневую, она мне не понравилась. И Союз мне не понравился.
Как на меня повлияла Культурная революция
Вообще мне повезло с самого детства: я всегда занималась только тем, что мне нравится. Родители меня сразу отдали на все мыслимые и немыслимые кружки, из которых я выбрала танцы и рисование. Русскими народными я занималась 10 лет, и танец мне до сих пор интересен в части современной хореографии.
Рисование всегда было в моей жизни, хотя я не видела себя художником, и мечтала стать зоологом, хорошо знала химию и биологию. Но мама сказала, что ветеринаром быть как-то позорно — пойдёшь художником. У родителей было своё представление об этой профессии, которое заключалось в том, что дизайном интерьеров можно хорошо зарабатывать. И меня отправили на «дизайн» в Политех. Я не жалею, что пошла туда, хотя и надеялась, что буду спасать антилоп в прериях.
Атмосфера, которая сложилась во время учёбы в университете, на меня сильно повлияла. Многие ребята, с которыми мы сейчас что-то придумываем вместе, именно из той компании. Это художники, которые реально что-то делают для города: Петя Стабровский, Саша Кошелев, Игорь Рябов и Саша Бубнова из студии «Кама» и школы дизайна «Точка», Ксюша Васильева, Оксана Кальченко.
На всех нас во многом повлияла Пермская культурная революция, хотя многие и отрицают её большую значимость. Лично для меня это выразилось в том, что я начала посещать музеи. Во время учёбы нам говорили, что туда ходить нельзя, а в Музее современного искусства вообще какую-то гадость показывают. В PERMM я тогда попала как волонтёр, но не задержалась, а на постоянной основе осталась уже позже.
В 2011 году на фестивале «Белые ночи» был московский проект «Картония». Я на него заявилась и прошла отбор. Для фестиваля мы сделали театр котов The Cats, где были четыре лидера — по аналогии с The Beatles. Это, признаться, был откровенный трэшак: четыре музыканта с головами в виде фотографий котов и гитарами, и ещё пел кот-солист. Всё это было сделано из плоского листа картона. Каждый час у нас был пятиминутный концерт под песню The Beatles. Было всегда очень много зрителей, всем было дико весело. Эти кошачьи головы до сих пор лежат у меня дома.
Тогда я научилась работать с картоном, и именно там со мной познакомились Настя Серебренникова и Ирина Новичкова, организаторы детского пространства «ЧердаКК» в PERMM. Мы подружились, они позвали меня в музей, и я стала там преподавать.
Почему «Море для детей» не могло стать франшизой
Уже в музее я подружилась с Ингой Вьюговой, вместе с ней и Настей Серебренниковой мы в 2013 году создали проект в «Аптеке Бартминского» — «Море для детей». Никакого бизнес-плана мы не писали, просто решили, как именно и что делаем, и всё.
фото Никиты Каменских
У нас любили проводить дни рождения и праздники. «Море» было такой суперуютной квартирой в центре города. Мы старались отойти от традиционного формата с аниматорами и учили детей играть, что они сегодня редко умеют. Оказалось, то, что мы делаем, очень многим нравится. Думаю, дело было в простоте и незатейливости формата.
Про нас рассказал московский журнал The Village и многие другие СМИ. Нам начали писать из столицы и Санкт-Петербурга с вопросами про франшизу. Никто же не понимал, что она невозможна — в «Море» всё дело было в людях, которые там работали.
За год мы неплохо раскрутились, но Инга уехала жить в Москву. Было тяжело без неё, да, кроме того, я сломала ногу. Работа проекта подвисла, и мы поняли, что нужно определяться — как дальше с ним быть. И мы приняли решение, что закрываемся. Именно тогда меня позвали в музей PERMM работать. И вот уже пять лет я там.
Музей про будущее
Музей мне очень многое дал. Современное искусство — это колоссальная зона смыслов, которая включает дизайн, архитектуру, литературу — много всего, и работа с ним очень сильно воспитывает мышление. Ты перестаёшь поверхностно ко всему относиться.
Современное искусство — огромная сетка информации, в которой ты должен ориентироваться. При создании арт-проектов для меня очень важны смыслы, чтобы зрители и профессионалы видели, что за моей работой стоит концепция.
Если в прежние годы музеи были хранилищем, чем-то про прошлое, то сегодня они — про будущее. Здесь встречаются разные категории людей, которые порой и не сталкиваются в жизни. Музей обнажает острые зоны, проблемы, снижая тем самым социальное напряжение.
От смены в лагере до института исследований всего
Бюро фантастических исследований мы придумали в 2016 году. Я курировала смену в летнем лагере «НеЧайка». Мы позвали художников из Перми и других городов и три недели работали с детьми по принципу лаборатории: все художники были в халатах, с помощью современного искусства и творчества дети под их кураторством познавали мир.
После этой смены я позвала нескольких художников, и мы сделали Бюро отдельным проектом. В нашей команде — Оксана Кальченко, Ульяна Глумова и Надя Сорокина. Сначала мы занимались созданием декораций из картона, но хотелось чего-то большего. До сих пор заказы — это часть нашей деятельности, но всё чаще я от них отказываюсь, потому что это скучно. В основном мы придумываем творческие проекты. Например, к 100-летию ПГНИУ мы делали Факультет по исследованию всего на свете.
В этом году нам предложили курировать большой проект в павильоне на эспланаде. Меня несколько пугало, что его продолжительность в 1,5 месяца, что нужно каждый день работать с детьми. Но мы сразу определили для себя, что мы — не за количество, а за качество, за результат. Да, у нас бывают очереди, особенно в выходные, когда много желающих.
То, что делаем мы в НИИ — не скоростные мастер-классы. Мы не про развлечения. На создание объекта у ребёнка с помощником уходит минимум два часа. Один мальчик ходит к нам регулярно с первого дня работы НИИ — он делает какой-то невероятный экзоскелет из картона.
Спонсор «Интерпак» отдаёт нам неликвидный картон и обрезки, которые как раз нам и нужны, а также бумагу, её мы красим в белый и чёрный цвета (с краской и другими материалами нам помогает другой спонсор — «Офисмаг»). Ограничение палитры — это опять же про визуальное воспитание. Люди привыкли, что красиво — это цветно и нарядно. Все очень не любят чёрный цвет, особенно боятся давать его детям. А мы показываем, что фактура — это и есть цвет, это объект, который можно различить по тонам.
Вообще, в НИИ можно было бы работать и не с картоном. Главная идея — в том, чтобы исследовать мир и творчество через любой материал, это могут быть ветки, песок, даже просто свет.
Как художник зарабатывает деньги
Сегодня основное моё место работы — по-прежнему музей PERMM, где я устроена на полставки. Наверное, я научилась зарабатывать деньги в первую очередь благодаря проектам. Воспитала в себе такое отношение: сейчас денег нет, зато потом они будут. Это такая цикличность, в которой музей гарантирует небольшую стабильность.
Думаю, если бы деньги для меня были очень важны, я бы много зарабатывала. Я считаю, что человек живёт по принципу «У тебя есть то, что ты хочешь».
Конечно, бывает, что нет никакой дополнительной работы помимо музея, и это, правда, тяжело. Но всё равно я стараюсь не браться за работу только ради денег и часто отказываюсь от чего-то, потому что считаю, что это не стоит времени и сил.
Наши лучшие истории удобно читать в Телеграм >>> Ольга Богданова (ежедневная пермская интернет-газета ТЕКСТ).